Швидковский Дмитрий Олегович
Ректор МАРХИ, член СА России
Сейчас происходит процесс, который уже был в нашей истории. Мы опять возвращаемся на новом уровне к типовой архитектуре. Она может быть очень хорошей, но для этого ее должны разрабатывать архитекторы. А строителям кажется, что они могут создавать комфортную среду сами. Это — иллюзия и она, разумеется, пройдет. Когда? Все зависит от динамики развития нашего общества.
В рамках проекта Москомархитектуры «Открытый город» «Архсовет» поговорил с ректором Московского Архитектурного института (МАРХИ). Дмитрий Швидковский рассказал о том, кто сегодня идет в архитекторы, поделился своим мнением о программе реновации, а также напомнил, что у каждого великого архитектора был свой не менее великий заказчик.
— Дмитрий Олегович, кто сегодня учится в архитектурных вузах? Как можно охарактеризовать современный «портрет студента» МАРХИ?
— В МАРХИ всегда шли сознательно, потому что поступить в вуз очень трудно. Разумеется, у нас есть различные подготовительные курсы, но их не всегда достаточно. Поэтому к нам идут люди, которые уже несколько лет, обычно два-три года готовятся, нанимают репетиторов и тратят немалые усилия, чтобы попасть в институт. Студенты в МАРХИ поступают совершенно сознательно, воспринимая свою будущую профессию, как интересную и в то же время достаточно денежную.
В социальном смысле наша аудитория — это преимущественно представители «среднего» класса, которого в нашей стране якобы не существует. То есть студенты у нас учатся не бедные, некоторые из них богаче своих преподавателей.
С точки зрения образовательного уровня последнее время идет следующая тенденция — в МАРХИ поступают люди, которые очень хорошо учились в средней школе. Это для нас стало своего рода проблемой, потому что наши творческие испытания оказываются сопоставимы с их баллами по ЕГЭ (в этом году средний балл по ЕГЭ — около 80). В результате, согласно действующей образовательной системе, приходится брать людей, которые, возможно, лучше знают математику и русский язык, чем рисуют.
— Насколько профессия архитектора сегодня является династической? Что говорит статистика?
— Династии, конечно, сохраняются, но это не более 5% от общего количества студентов.
— В рамках подготовки к «Открытому городу» мы провели серию фокус-групп со студентами, в том числе, и из МАРХИ. Мы просили их, в частности, сказать, что в образовательном процессе им более всего кажется не понятным и бесполезным. На первом месте среди ответов на данный вопрос вышел следующий: «Зачем столько времени при наличии современных технологий проектирования нужно рисовать головы». Прокомментируйте, пожалуйста, эту тему.
— Это непонимание характерно не только для студентов, но и для общества в целом. Между тем, речь идет о самой сути профессии архитектора. Ведь архитектор — это своего рода композитор, музыкант, которому также нужно «ставить руки». Необходимо добиться того, чтобы рука сама автоматически создавала необходимые пропорции. Это ничем, кроме черчения или античного рисунка не достигается. Человек таким образом приобретает необходимую гамму пропорции в своих руках, даже не осознавая, что с ним происходит. Это просто «вшивается» в руки, мозг, зрение. Понятно, что студенты этого не любят. Я и сам терпеть не мог, когда учился. Но ни одного хорошего архитектора без постановки рук быть не может.
— Следующий тезис, который «Открытый город» получил от студенческих фокус-групп, связан с отношением к магистратуре МАРХИ. Многие ребята высказывались в том плане, что, закончив бакалавриат вашего вуза, они пришли в магистратуру и обнаружили там очень похожую программу последних курсов. Соответствует ли это действительности?
— Магистратура МАРХИ во-многом рассчитана на студентов других вузов, включая вузы других городов. Заявлений на магистров у нас безумное количество, очень много иногородних соискателей. Что касается программы, то нужно понимать, что магистратура — это индивидуальное обучение. Ее успех, во-многом, зависит от того, что хочет сам человек, и как он этого добивается. Возможно, мы не до конца объясняем, что магистратура — это, прежде всего, проактивное образование, требующее инициативы со стороны слушателей. И у нас таких ребят хватает. Я бы даже хотел, пользуясь случаем, обратиться сейчас через портал «Архсовета» к тем, кто сейчас идет в магистратуру. Нужно понимать, что данный этап системы образования носит исследовательский характер. И они должны исследовать то, что им интересно. И я уверяю, что это будет всячески поддержано нашими преподавателями и технологиями.
Второй важный момент. В настоящее время происходит только становление магистратуры. И мы сами учимся работать в этой системе. Мы сделали следующий эксперимент: послали 6 человек в ведущие архитектурные вузы мира (Колумбийский, Гарвардский и пр.) «на разведку» и получили в итоге следующую обратную связь: Россия — настолько своеобразная страна, что иностранные методики у нас целиком использовать невозможно. Те знания, которые дают в американских, например, архитектурных магистратурах, не имеют отношение к архитектуре. Магистры там изучают социологию, когнитивные науки, психологию, социальные науки. Собственно, архитектуре их не учат. Мы же все таки пытаемся достичь того, чтобы наши магистры были лучшими архитекторами именно в художественном смысле этой профессии.
— Студенты архитектурных вузов имеют сегодня возможность, еще учась, работать на реальных проектах. Как вы считаете, что приобретается, а что, возможно, теряется при таком подходе?
— Конечно, работать студентам необходимо, тем более, что мы не учим их рабочему проектированию. Это просто невозможно, потому что программа у нас настолько насыщенна, что тогда нам надо 10 лет учиться. Подмастерья, ученики всегда были в истории архитектуры: от средневековых артелей до команд Баженова и Казакова. Но это несколько меняет психологию, причем в не лучшую сторону. Студенты, поработав на реальных проектах, думают, что они уже все знают. Это несколько затрудняет преподавание. Действительно, ребята приобретают на практике какие-то технические навыки, которые им не может дать вуз, но одновременно начинают думать, что ничего другого и не нужно.
— Как вы относитесь к новым архитектурным вузам и школам: МАРШу, Высшей школе урбанистики и пр.?
— Я, конечно, придерживаюсь того мнения, чтобы архитектурных вузов было больше. Но нужно, чтобы было качественное образование. В этой связи я считаю, что частные вузы тоже должны проходить государственную аккредитацию, потому что она позволяет очень серьезно проверить качество образования.
Настоящее положение дел таково, что сейчас закрываются частные вузы, например, только что лишили аккредитации Школу бизнеса и дизайна, где готовили архитекторов — много и крайне плохо. Поэтому должен быть контроль соответствия образовательному стандарту, как бюрократично это не казалось бы.
— Что сегодня представляет собой репутация архитектора?
— Я должен прямо сказать, что сегодня происходит катастрофическое падение значимости и роли архитектора в государстве, бизнесе и обществе. Такого не было за всю историю архитектуры. Это случилось в последние годы в связи с повсеместным увеличением роли строительного комплекса.
Стройкомплекс сейчас, пользуясь современными технологиями и законодательством, технически способен строить без архитекторов. Другое дело, что он в итоге построит.... Почему так получается? Потому что отсутствуют критерии художественного качества, они не интересуют ни государство, ни бизнес. Крупные компании решили, что они будут делать все сами. Это сказывается и на устройстве процесса архитектурных согласований, на повсеместном снижении роли архитекторов, даже главных архитекторов городов. Существенно изменилось отношение и государства к архитектуре. Я могу сказать со всей определенностью, что у нас высший чиновник, к которому можно обратиться по поводу архитектуры, это — министр строительства. Но он не в силах изменить ситуацию, справиться со строительными концернами и муниципалитетами.
— Какие риски вы видите в подобной ситуации?
— Сейчас происходит простой процесс, который у нас в истории уже был при переходе от сталинского классицизма к панельному строительству. Мы опять возвращаемся на новом уровне к типовому строительству и типовой архитектуре. Она может быть очень хорошей, но для этого ее должны разрабатывать архитекторы. А строителям кажется, что они могут создавать комфортную среду сами. Это — иллюзия и она, разумеется, пройдет. Когда? Все зависит от динамики развития нашего общества. В прошлый раз для позитивных перемен понадобилось 20-30 лет. Более того, в советское время за счет панельного строительства мы безумно отстали от мировой архитектуры. Из мировых лидеров архитектурного классицизма и авангарда, которыми мы были в 20-30-е годы и даже 40-е, мы стали аутсайдерами. Если мы сейчас вновь пойдем по этому пути, мы, наверное, построим много домов, но в мировой архитектуре вновь откатимся назад.
— Ваши студенты не так чувствительны к данным проблемам. Делает ли это их более удобными специалистами для строителей?
— Система подготовки МАРХИ такова, что наши студенты волей или неволей будут вынуждены противостоять существующей системе. Наше образование по сути своей направлено на сопротивление потере индивидуального облика у зданий, территорий и городов.
— Но как противостоять системе, не имея юридических инструментов влияния?
— Сложный вопрос. Мы периодически пытаемся эти инструменты создать. Так, например, мы добились принятия Государственным Советом РФ Архитектурной политики. Но это не привело, к сожалению, ни к какому результату. Сейчас пытаемся участвовать в создании закона об архитектуре. Он уже лет десять перемещается по различным кабинетам, и конца этой истории пока не видно.
— Как в данном контексте вы относитесь к московской программе реновации? Понятна ли вам ее логика? Какие вы видите риски?
— В программе реновации есть вещи, которые мне понятны. Я понимаю, почему принято именно это решение, а не, например, массовое строительство жилья в Новой Москве. Потому что создание необходимой сопутствующей инфраструктуры в новой Москве — это половина бюджета Российской Федерации. А реновация даст почти те же метры, но существенно дешевле для бюджета. В целом, я не вижу какой-то трагедии в этой программе. Смена советского облика городов неизбежна. Другие пути реконструкции домов — настолько дорогостоящие, что лишают смысла всю затею.
Кроме того, мало кто помнит, но панельные дома, на самом деле, изначально рассчитаны всего на 20 лет — ровно на столько рассчитаны сварные швы в панельных узлах. Нужно просто вспомнить, что это была застройка в так называемый переходный период до коммунизма. Никита Сергеевич Хрущев заявлял, что, дескать, мы сейчас быстро понастроим очень простые дома с совмещенным санузлом, без лифта и кладовок, потому что надо потерпеть немного, а через 20 лет будет коммунизм. И эта цифра — 20 лет — появилась в технологической документации. Другое дело, что советские инженеры того времени просто подстраховались и подкрепили панельные узлы. Хорошо, что сваривали их тогда с запасом прочности, боясь возможных последствий. К примеру, мой дедушка строил Большой каменный мост в 1937 году, так он со страху дал 12-кратный запас прочности. В то время определенно было чего бояться. Так мост с тех пор и не требовал капитального ремонта. Тоже самое с этими сварными швами. Меня пятиэтажки в этом плане даже меньше беспокоят, чем более поздние дома, поскольку они делались в целом более халтурно
В принципе, эти дома должны были быть заменены давно, поскольку они технически опасны. Я, честно говоря, просто с ужасом ожидал катастрофы, что эти дома начнут «складываться». Ну, не рассчитаны они на 100 лет, как многие почему-то полагают. Об этом, возможно, не говорится широкой общественности, чтобы не вызвать паники, но все основания для реновации есть.
— Отдельная тема «Открытого города» — взаимодействие девелоперов и архитекторов. Учат ли навыкам переговоров и отстаиванию идей в архитектурных вузах, в частности, в вашем?
— Недостаточно. Просто не успеваем, да и в программе этого предмета нет. В том образовательном стандарте, которому мы вынуждены следовать, Министерством образования не предусмотрено обучение подобным вещам. Мы в свое время разработали стандарт «Архитектор-менеджера», но нам отказали в его запуске. В МАРХИ сейчас есть кафедра менеджмента, которая постепенно берет на себя данные задачи.
С другой стороны, нельзя обсуждать качество молодых архитекторов отдельно от качества заказчиков. Сейчас диалог «архитектор-заказчик» ведется в духе: «А ты вот мне лучше еще один этаж нарисуй. Или покрой все мрамором».
Я же, как историк архитектуры, могу сказать, что все до одного шедевра в архитектуре сделаны были тогда, когда у гениального архитектора был гениальный заказчик. Екатерина Великая была, например, гениальным заказчиком. Другой пример — братья-меценаты Рябушинские, несмотря на свое старообрядчество, были очень авангардными заказчиками. В результате появились такие проекты, как особняк на Малой Никитской. Идеальный пример взаимодействия «Архитектор — Заказчик» — Андреа Палладио и меценат Триссино, в результате которого появились культовые постройки в истории итальянской архитектуры.
— Что должно произойти, чтобы статус архитектора был восстановлен?
— Здесь поможет только целенаправленная политика государства. Должно быть просвещенное желание государства иметь привлекательный облик своей страны. В России именно так это всегда решалось. К примеру, Александр Первый приказом ввел в обиход типовое проектирование. Но только он повелел сделать это хорошо. В результате появилось безумное число типовых проектов: калиток, мосток, дворцов губернаторов, тюрем, соборов, одних частных домов было 228 проектов. И все это было в той или иной мере типовое, но, благодаря разнообразию решений, города получались разными и сохраняли индивидуальность.
— Дмитрий Олегович, что вам сейчас дает преподавание в МАРХИ?
— Занимаясь со студентами, я, можно сказать, спасаю душу от управленческой рутины. Сейчас я читаю на магистратуре спецкурс по всемирному церковному зодчеству. Кстати, если у нас сегодня и есть где-то архитектурная политика, так это в церкви. Патриарх издал специальный указ, чтобы каждый храм должен иметь индивидуальный облик. При планах церкви восстановить число приходов до того, как это было до революции (40 тысяч церквей по всей России) речь идет об очень масштабной задаче, в том числе, и для архитекторов.